Анастасия Ивановна Москвина из Соликамска отметила 90-летие
«НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»
– Да-да, маме девяносто, – подтвердила её дочь. Это как в песне: «Лет десяток с плеч долой…». Не только внешне гораздо моложе выглядит Анастасия Ивановна. Но и голос, и память не соответствуют дате в паспорте. Она помнит себя с пяти лет, причём каждый год — со всей событийностью. Поэтому наша беседа прошла в формате «Устный дневник» почти за девяносто лет.
…Роскошной природой была окружена деревня Седалы Дубского сельсовета, которая находилась за Касибом. Леса – щедрые на грибы-ягоды, люди – работящие… Но жилось семье Пегушиных нелегко. Поэтому сызмала детям пришлось научиться многим «взрослым делам».
Мы вдвоём с конём…
Напротив дома Пегушиных располагался конный двор. Очень любила туда наведываться, больше – из-за доброго конюха, который очень любил малышню.
– Мне было лет пять, когда он подвёл меня к лошади и позволил погладить, – вспоминает наша героиня. – И так, день за днём, приучал не бояться, привыкать к лошадке. А спустя какое-то время он посадил меня на неё верхом, научил управлять и мы вместе поехали на родник поить лошадей.
В семь лет я ездила уже уверенно. И когда в колхозе некому было копны возить, бригадир предложил: «Выручай, Настя. Садись на лошадь, а я рядом с верёвкой пойду, буду копны подцеплять, заодно работу колхозников проверю». Мама, которая в то время гребла сено, поругала его, что, мол, такую маленькую привёл на поля. Но я, как взрослая, управляла лошадью, бригадир помогал, а мама, смирившись, подцепляла копны верёвкой. Конечно, нелегко было. Лошадь – почти жеребёночек, ещё не объезженная, резвая. Я с трудом натягивала поводья, чтобы не бежала. Благо, конюх научил меня всем премудростям верховой езды. Я даже в самых трудных ситуациях знала, что делать. И ведь все до одной копны свозила.
На второй день бригадир опять попросил о помощи. На этот раз мама уже не ругалась, раз я всё правильно сделала, да и работать предстояло на ровной местности… Так я возила копны всю сенокосную пору. А потом, до весны, гоняла лошадей на гумно, где снопы бросали в молотилку. Как я благодарна двум парням, что со мной работали! Уже не вспомню, как их зовут, потому что и обращалась к ним – «парни».
«Мы здесь весело живём»
Подошла школьная пора. Поскольку новую школу перед войной не успели построить, занимались в большой деревенской избе в селе Дубы. Нас с первых дней приучали к порядку, воспитывали аккуратность. При входе требовали показать подошвы обуви: если грязные – в школу не пускали.
Анастасия Ивановна до сих пор помнит, как играли они на переменах. И цитирует забавы:
– «Ходим кругом друг за другом, мы здесь весело живём, громко песенки поём. Ну-ка, Маня, расскажи, что нам делать, раз, два, три…». И водящий показывает на кого-то, диктуя задание. Например, головой повращать или попрыгать…
На второй год перевели нас в другую школу – большой раскулаченный дом…
Война, что ты сделала, подлая?..
Анастасия Ивановна перелистывает в памяти моменты, где радость граничила с грустинкой. Скажем, в 1942-м перед Новым годом в школе организовали праздник. Большущую ёлку установили, весёлую программу подготовили. И Настенька охотно пела и плясала. А потом объявили: «Кто плясал – тому конфетка». Все ребята руки протягивают, а она постеснялась. Так и не досталось новогодней сладости. Сестра-погодка сколько пеняла ей: «Ну почему не взяла, сейчас бы мы разделили эту конфетку и съели»…
В 1943-м ученикам давали по стакану чая фруктового и маленький кусочек хлеба.
–Это было ещё очень хорошо! – оценивает в сравнении с последующим временем Анастасия Ивановна и продолжает: – Помню, как принимали нас в пионеры. Красный галстук и металлический значок были такой гордостью! А ещё мы любили петь песни. Как-то одноклассник спел лучше меня – вот обиды-то было… Я ведь думала, что лучше всех пою. С детства знала все слова, часто «подслушивала», как чудесно поют соседи.
Военные годы оставили ещё одно грустное воспоминание: в классе почти у всех появились вши. И дежурный перед уроками должен был у каждого проверить голову.
– Мама баню затопит, золу положит в корчагу, зальёт её горячей водой, закроет. Получался щёлок, которым мыли голову, – рассказывает Анастасия Ивановна. – А потом тёрли себя распаренными вениками – мыла-то не было. Ох, как старались, чтобы вши не появились.
Позже Настя ходила в Касибскую школу – за шесть километров от родной деревни. Пешком туда и обратно, невзирая на погоду, даже в 30-градусный мороз.
– Каждый день нас заставляли делать зарядку, – продолжает Анастасия Ивановна. – Попробуй спрячься – всё равно найдут, такой позор будет… Кормили нас – это был «чудесный» случай. Из Касиба повезли капусту в Тюлькино. А Кама застыла, и баржа не могла пройти. Ну и отправили обратно в амбар, поэтому нам и выдавали по чашечке сваренной мороженой капусты. Как мы радовались! Ведь даже дома нечего было есть, корова и то умерла. А семья большая — пятеро детей, мать с отцом, дедушка с бабушкой, ещё одна дедова дочь… Папа работать не мог: раненым с войны пришёл – локоть был серьёзно повреждён разрывным снарядом. Он призвался в августе, а в октябре уже демобилизовали. Денег не получал. Потом ещё и ногу повредил.
«Как хотелось есть…»
А вот на следующий год в школе уже ничегошеньки не давали поесть. Даже чая не было.
– А как мучил голод – словами не передать, – при этих воспоминаниях Анастасия Ивановна не сдерживает слёзы. – Сидишь на уроке, солнышко припекает, а никакой радости – все мысли о еде…
Однажды директор с преподавателями обратились к ученикам: «Сейчас военное время, и важно, чтобы у вас в классе не было ни драк, ни ссор. Для этого мы выберем организатора. Оглядели всех и взгляды остановили на мне: «Давайте Пегушину». Все поддержали. А во время учёбы один мальчик схватил девочку за косы и дёргает-дёргает, та заплакала, он вторую за волосы схватил… Я думаю: меня выбрали, а в классе такое творится, и как заругалась за него. Он ударил меня по щеке. Это меня-то, которая всё время с ребятами в дружбе была. Я достала «голик» из-под парты и так отходила обидчика! Он стал пунцовым, а я заплакала…
Но маленькие радости всё же были:
– В шестом классе, в середине четверти, пришёл к нам географ Иван Петрович Пономарёв и принёс скрипку. Заиграл, а у меня мурашки по коже – до чего красиво! А потом запел…
Она вспоминает, как в класс пришла девочка, которую вывезли из блокадного Ленинграда по Дороге жизни:
– Училась на одни пятёрки. Но вот ни с кем не общалась. Может, с общением-то и легче бы ей стало. Но она неизменно молчала, смотрела в одну точку.
…После шестого класса касибские ребята на свои поля отправились, мы – на свои, картошку копать. Может, другая почва, другой климат тогда были, но с виду целенькая картошка внутри вся была гнилой. И сколько приходилось перекапывать, чтобы набрать хоть что-то.
По мере оттаивания земли собирали съедобную травку. А какая радость была, когда пистики поспели – мы с поля не уходили. Потом щавель подоспел. За пеканами бегали – мама их наварит, а, бывало, просто в чашку положит и травяным квасом зальёт. Ели с удовольствием.
Мы, дети, всегда работали: и летом, и по выходным среди учебного года: хоть за горсточку муки.
…Перешла Настя в седьмой, выпускной, класс. А вот сестра Маша, которая была младше её на два года, вынуждена была на время оставить учёбу – не в чем было в школу ходить.
…Время пролетело, и вот уже пора выпорхнуть из родимого дома. Куда? Конечно же, в Соликамск.
В дальний путь
Матушка сшила Настеньке новую рубашку, собрала в дорогу и проводила из родимого дома. Более двадцати километров пришлось шагать по прямой.
Опустим подробности, только скажем, что первая попытка остаться в городе не принесла успеха. Девушка вернулась в деревню. А там её уже ждала работа – попросили подвезти на лошади две большущих бочки с водой и вылить в титан, который был выше самой работницы. Утвердительно кивнула и… перевезла гораздо больше бочек.
– А потом две солдатки пришли к председателю совхоза: хоть что, дескать, с нами делай, не можем пока работать, – рассказывает Анастасия Ивановна. – У одной трое детей, у другой – двое. Утром надо печь истопить, скотину накормить, ребят в школу собрать. Думал-думал председатель и обратился ко мне: может, и сено возить будешь? Я согласилась. Так и возила: зимой – корм лошадям, летом – молоко на ферму. Доставка осложнялась: то хромую лошадь дадут, то быка. Бык вроде бы справный, но от овода по-сумасшедшему бежал. У меня все руки были ободраны – он заскочит в лес, зацепится за ёлку, а я вызволяю его. Однажды я едва скидала пустые фляги на ферме, как он как понесся в воду спасаться от оводов, и часть телеги потопил… Но и тут ребята помогли – вместе со мной тянули быка на берег. Три года я возила сено и молоко.
И снова – в Соликамск
Потом в городе открыли фабрично-заводское и ремесленное училища. Многие из деревенской молодёжи отправились за знаниями, в том числе сестра Анастасии и её будущий муж (до этого они просто вместе поля боронили, искорка любви зажглась позже). Скот почему-то из деревни угнали – может, на убой, может, в соседний совхоз. Делать в глубинке стало нечего, и Анастасия тоже подалась в Соликамск.
– Я услышала, что в суде нужен секретарь. Решила попытать счастья. Судья посмотрела на меня и кивнула головой: «Возьму. Но запомни: платьишко всегда должно быть чистеньким, выглаженным, головка прибрана, а речь правильна. Ударение в словах «приговор», «протокол», и «договор» ставь на последнюю гласную.
И стала я работать сначала секретарём судебного заседания, научилась правильно вести протоколы, не упуская ни одну деталь. А потом перешла секретарём суда: там уже другая документальная работа. За три года я освоила все тонкости дела. Но потом перешла на завод «Урал».
Человека судят по делам
Работа на заводе оказалась не женской: нужно было втолочь по 40-50 кг продукта в банки. Норма – сорок банок в смену. Конечно, после кабинетной работы к такому труду надо было привыкнуть. Это и усталость, и руки в мозолях… Но и платили неплохо, за рублём сюда ехали даже из столицы.
Потом ещё Анастасия приглядела напарника – сильного, ловкого, который ручищами своими так плотно продукт утрамбовывал! Они вместе быстро норму делали. Но при этом Анастасия Ивановна даже не знала его имени: только работа, работа, работа…
После его отъезда Анастасия приняла предложение начальника возглавить бригаду. Бригадир из неё получился знатный. И характер, и закалка помогли. Она стала обладателем звания «Лучший по профессии». Её портрет вывешивали на Доску почёта, он занесён и в заводскую Книгу почёта. Среди наград Анастасии Москвиной – медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «Ветеран труда», значок ударника 9-й пятилетки, а почётных грамот – не счесть.
После работы на производстве Анастасия Ивановна трудилась на заводе контролёром технологической документации. На ней лежала огромная ответственность, учитывая, что предприятие оборонно-промышленное, и даже мельчайшая оплошность в цифрах была исключена.
Выйдя на заслуженный отдых, она не усидела дома. Устроилась в магазин. И там работала на совесть, помогая выполнять план. За труд в горпищеторге тоже отмечена грамотами и благодарственными письмами.
Три года работала Анастасия Ивановна вахтёром в оздоровительном лагере «Лесная сказка».
Она и в быту была хваткой – деревенская жизнь научила. Сама 34 дерева на месте будущего сада выкорчевала:
– Муж тогда где-то был, а я без него взялась. Две большие сосны вырубила и уже собралась кого-то позвать на помощь, но подумала: а если плугом пройтись, потом огрести стволы и спилить? Так и сделала.
Всё в жизни сложилось
Так считает Анастасия Ивановна. У неё двое детей, двое внуков и пятеро правнуков. Любимый, заботливый муж Александр, тоже со славной биографией. Дочь Валентина работала на «Урале», сын – начальником цеха в Березниках.
Супруги Москвины раньше частенько после работы на речном трамвайчике ездили на малую родину, и, шагая к деревне по лесу, собирали грибы и ягоды. Деревни уже нет, а память о ней сохранилась на всю жизнь.
Ольга ПРОЗОРОВА